Липецкие известия

НЕ РАЗРУШИТЬ, СОЗИДАЯ

Лауреатом Всероссийской премии в области литературы стал елецкий архитектор Александр Васильевич НОВОСЕЛЬЦЕВ. Согласитесь, что повод для встречи с ним немного необычный: где литература, а где архитектура!.. Но, с одной стороны, есть факт его победы в номинации «Слово» премии имени Федора Конюхова. А с другой – повод для разговора с Александром Новосельцевым, некогда главным архитектором Ельца, был не один. Архитекторы ведь  бывшими не бывают. Да и профессия это рельефная, многогранная.

Из какого хлама вырос ансамбль

– Александр Васильевич, позволю себе воспользоваться метафорой Пастернака о невозможности «прятать свои шаги», применив ее к архитектору. В архитектуру вообще  приходят не за тем, чтобы оставаться незамеченными. Но ваши шаги оказались ярко видны и за пределами архитектуры –  на литературных дорогах России. Как такое случилось?

– Чтобы это понять, надо начинать издалека. К числу бесценных жизненных обретений нужно отнести людей, которых дала мне деревня Польская, куда я уехал «на картошку». Произошло это в девяностые годы, когда сложно было содержать семью и детей. Там покупались брошенные дома, чтобы «родимая землица», как сказал поэт Николай Рубцов,  как-то кормила. Хотя десяток лет работал главным архитектором Ельца, сам я не елецкий по рождению, а волгоградский, даже еще сталинградский. Но елецкая земля надо мной удерживала и «удерживает власть» – эта связь и душевная, и кровная, и профессиональная.

В Польской мы жили крестьянской общиной: днем работали, а вечером собирались на посиделки. Пели под баян, гармонь, балалайку, гитару. Творческая компания сложилась. С нами были ушедшие уже из жизни народный художник России Николай Климов и преподаватель ЕГУ и директор музея-усадьбы Бунина в Озерках кандидат филологических наук Светлана Сионова. Ныне живущие и известные братья Гудилины - ельчане, работающие в Москве, художники кино, лауреаты «Ники». Александр Бурцев – член Союза композиторов, музыкант, он пишет для театра. То есть творчески-крестьянский коллектив из художников, литераторов, архитектора, музыкантов, исполняющих народные песни. Как назвал по первым буквам наших профессий Афанасий Иванович Матюхин, выдающийся гармонист: «ХЛАМ». Вот из этого «хлама» и вышел впоследствии наш ансамбль «Червлёный Яр».

– Это ваше трио с ельчанином Владимиром Комаровым и Натальей Мироновой, объехавшее полмира. А теперь удостоилось ещё и премии имени выдающего путешественника Фёдора Конюхова в номинации «Слово»! Еще одно необычное переплетение, откуда оно?

– Вновь пойдём издалека.  В Польскую духовно привел меня Бунин. Эта деревня, расположенная в 2,5 - 3 километрах от бунинских Озёрок, бывшее имение матери Бунина. Сейчас она совсем обезлюдела. Художник Николай Климов и его жена жили Буниным, я сам общался с людьми, которые хотели восстанавливать озёрскую усадьбу, и, как архитектор, исследователь, занимался проектом ее воссоздания.

А Червлёный Яр – это историческое название, Елецкая земля, простиравшаяся по рекам Воронеж, Дон, Хопер. Родина казачьих песен, мелодий, наигрышей. Вот их мы и собирали.  Ездили на Алтай за песнями, в творческий багаж легла и музыка Дона, и песни с Волги, с хутора Глухого Волгоградской области, моей малой родины. Постепенно все складывалось, копилось. Мы не задавались никогда целью стать профессиональным коллективом, просто хотели сохранить то, что безвозвратно уходит, – русскую традиционную песенную культуру, а если говорить совсем точно и глобально – песни, в которых наше всё: душа народа, наша судьба. И премию Фёдора Конюхова мы получили за бережное собирание вариантов народных песен и частушек, за создание и исполнение песен на стихи талантливых современных поэтов и за сохранение народной песенной культуры, как было сказано на награждении.

Еще в Польской наше деревенское пение услышал удивительный человек - Сергей Евсеев.  Он родом из Красного, но в лихие девяностые работал оперативником в Москве, был в самой гуще событий, связанных с преступной Солнцевской группировкой. Потом он ушел из милиции, возглавил одно из охранных агентств. Человек мягкий, добрый, автор сайта «Земляки. Дорога домой», входящих в десятку лучших сайтов, связанных с культурой России. Он приехал в усадьбу Бунина, услышал нас, почитал мои рассказы. Там много героев, связанных с народной музыкой, это позволяет раскрывать характеры. Сергей послушал, почитал и предложил: «Давайте издадим книгу и диск запишем».

Так появилась моя первая книга «Пал» и первый диск «Червлёного Яра».  Мы начали участвовать в различных фестивалях. В 2003 году, на  кинофестивале «Золотой Витязь»  Николая Бурляева, познакомились с народным артистом России Юрием Назаровым и актрисой Людмилой Мальцевой и долгое время выступали вместе на разных площадках России. А в 2006 году в Московским фонде культуры Никиты Михалкова был вечер Елецкого землячества, где состоялась презентация моей книги и музыкального диска. В программе вечера были представлены елецкие кружева, играли наши гармонисты – не сценические, а простые, из народа.

Вот на этом фестивале мы и познакомились с отцом Николаем, настоятелем Михаило-Архангельского храма города Тюмени. Он пригласил нас в Тюменскую область, на реку Вагай, в его родное село Черное на престольный праздник Троицы, куда мы стали ездить потом ежегодно.  Вагай – место знаковое, место гибели Ермака. Тогда у Володи Комарова и родились песни о легендарном покорителе Сибири. Они и собранные нами сибирские, алтайские песни вошли в наш диск о Ермаке.

Тогда же судьба привела нас в Тобольск. Многие не представляют, какая это жемчужина – Тобольский кремль – уникальное архитектурное сооружение на круче Иртыша. Тобольск – второй по  времени основания город Сибири, долгое время считался столицей Сибири. В Тобольске мы познакомились с удивительным человеком, бывшим мэром города Аркадием Елфимовым. Он – основатель Фонда возрождения Тобольска, учредитель премии имени Фёдора Конюхова, устроитель необыкновенного ландшафтного парка «Ермаково поле», не повторяющего английские парки, а ставшего чисто русским явлением.

Там Аркадий Григорьевич установил памятники известным тобольчанам – композитору Алябьеву, учёному Менделееву, писателю-сказочнику Ершову, покорителю Сибири Ермаку. Построил храм, часовню. Он же издал факсимильный атлас Сибири Ремизова – удивительные карты, созданные на рубеже 17–18 веков. Взять в руки также изданное Елфимовым факсимильное Евангелия Достоевского, с пометками, сделанными рукой писателя, – испытать потрясение. Это как читать подлинник.

В парке Аркадий Елфимов десять лет назад заложил традицию: каждый гость сажает липу. Так появилась целая липовая аллея, высаженная руками выдающихся деятелей культуры, искусства, спорта, науки, политики. Первыми среди них были Валентин Распутин и Федор Конюхов. В этом году там появились ещё два деревца: наше с Владимиром Комаровым и многократного олимпийского чемпиона Александра Тихонова.

Когда нас не будет, нас будут играть на земле

– Александр Васильевич, вы назвали имя Валентина Распутина, писателя, связанного с Ельцом. Он один из писателей-деревенщиков, как штампованно и, мне кажется, пренебрежительно нарекло его советское литературоведение. На самом деле деревенскости в его произведениях было мало, а сердце писателя сжималось от утраты русской деревни, отрыва от корней и фактически от уничтожения русской души. Она искалечена, она русская и не русская.  В его книгах, в произведениях Василия Шукшина, в вашей книге «Пал», а прежде – и в «Косцах» Бунина и других бунинских произведениях – уходящая Россия, за которой захлопывается дверь или ее захлопывают. Россия, которой может больше не быть, что противоречит всей правде существования национальной культуры, вообще нации, каждого из нас. Национальная культура должна транслироваться, жить дальше человеческой жизни. Расскажите, пожалуйста, о вашей творческой связи с Валентином Григорьевичем Распутиным, Василием Макаровичем Шукшиным.

– Я бы хотел их назвать своими близкими людьми. А человечески мы связаны были благодаря Рените Андреевне Григорьевой, кинорежиссеру, руководителю Елецкого землячества. С ней мы познакомились, работая над программой возрождения малых городов России. Хочу напомнить, что её мама, Нина Васильевна Попова, родившаяся в Ельце, была крупным государственным деятелем, руководителем международного женского движения. Для Рениты Андреевны было важно сохранить Елец, как и для меня. В Ельце, кстати, снималась натура ее знаменитого фильма «Мальчики» по Достоевскому.

– После этого фильма многие мальчики, снимавшиеся в фильме (в основном курсанты военных училищ или дети военных), в Ельце приняли крещение. Об этом рассказал Дмитрий Достоевский, правнук писателя, который вместе со своим сыном участвовал в съемках.

– Валентин Георгиевич Распутин тоже крестился в Вознесенском соборе Ельца, а крестной его была Ренита Андреевна Григорьева. Когда я работал в архивах, разыскивая сведения об истории Ельца, жил у Григорьевых в Москве. В один из таких рабочих приездов встретился у них с сестрой Василия Макаровича Шукшина Натальей. У меня тогда уже были рассказы, напечатанные в журналах «Москва», «Дон», в «Роман-журнале». И Наталья Макаровна тогда попросила: «Саша, дай почитать». Ночь читала, а утром сделала на моей рукописи значимую и дорогую для меня надпись: «Сашенька, я рада за тебя, также не менее рада, что у моего брата есть продолжатель. С Богом…».

Рукопись из дома Рениты Андреевны попала к Валентину Григорьевичу Распутину. Я бывал несколько раз у него в гостях, но никогда не думал что-то из написанного ему показывать. Он прочитал сам и написал рекомендацию в Союз писателей. Как-то приезжаю к Григорьевым, а Ренита Андреевна подает листок: «Вот тебе подарок». Это и была та самая рекомендация. Предисловие к книге «Пал» тоже написал Валентин Распутин. Надо ли говорить, какая это ответственность.   И радость.

Хоть уездный городок, да Москвы уголок

– Александр Васильевич, в Елец вас привела литература и архитектура. Подвергались ли вы синдрому Стендаля (чувству невозможности красоты) в Ельце?

– В Елец меня привел Бунин еще задолго до того, как я там оказался. В школьной программе Ивана Бунина подавали как автора второго, а то и третьего порядка, потому что он был эмигрантом. Помню, как на волгоградской барахолке я купил  бунинский томик, изданный в 1955 году, после смерти писателя,  – большую редкость. Поразился осязаемости его прозы. А когда приехал в Елец,  это все сам увидел и запах антоновских яблок почувствовал. Бунинские Озерки и деревня Польская рядом. Бунин в дневниках 1916 года писал: «Ехали на Знаменское. Проехали Польское». Со знаменской стороны он оглянулся и «увидел два синих, как глаза, пруда». Вот эти пруды и сейчас есть, правда, несколько срыты бобрами. И храм Михаила Архангела в Ельце стоит, который изумлял Бунина.

Да, Елец, во-первых, поразил меня уникальностью древностей, обилием памятников. А во-вторых, их состоянием: город стал терять облик и просто сноситься; уходила бунинская среда. Все это привело к тому, что я – не один, конечно, – стал отчаянно бороться и за Бунина, и за Озерки (макет усадьбы вы можете увидеть в елецком музее Бунина, его мы создали своими руками, изучив архивы), и за Елец в целом.

Город Елец тем еще уникален, что в восемнадцатом веке строился сразу, добротно и на века. Не было свободных территорий: если где-то что-то появлялось, то вкраплениями. Это был   город, хотя и уездный, но по купеческому капиталу богаче губернского Орла. В Ельце многое появилось раньше, чем в Орле: водопровод, телефон.

Еще Лесков в рассказе «Грабеж» писал, что родня его по материнской линии происходила от елецких старообрядцев, но с орловской родней отца не зналась, потому что елецкие купцы перед орловскими всегда гордились своим капиталом.

Всех исследователей древней архитектуры манят Новгород, Псков, Суздаль – первые города Древней Руси, а в такие городки, как Елец, заезжают реже. Но когда приезжают, понимают, какого это уровня город и насколько он интересен по цельности исторической среды.

Созидая, не разрушь, или архитектор проходит как хозяин?

–  Мне кажется, достоинство и проблема Ельца в том, что, с одной стороны, он, имея золотой купеческий период своего развития, привлекая туристов, остается застывшим в этом времени. Такова судьба, и это прекрасно. Но с другой стороны, все понимают, какой век на дворе, где мы все реально сейчас находимся. Елец – живой, в нем живут люди, поэтому необходимо как-то выстраивать отношения с современностью.

– Это проблема любого города с исторической судьбой. Елец не исключение. Возьмем банальный пример. Стоит у нас Табачная фабрика купца Заусайлова. Это исторический, крупнейший в центре города комплекс зданий, обладающих несомненным качеством архитектуры. Сейчас он в катастрофическом состоянии, но подвижки к воссозданию наметились. Я еще застал тот период, когда фабрика работала, принося доход в городскую казну. От табачной пыли снег зимой в центре города был желтым вокруг, жители вывешивали сушить белье – оно окрашивалось в охристые тона. И незабываемый, вездесущий запах табачный! Конечно, для туристов это может быть пикантной экзотикой, но в такой атмосфере жили ельчане ежедневно. Сейчас в центре снова снег белый, и табаком не пахнет, два десятилетия назад фабрика ушла из стен этого памятника архитектуры, и он медленно разрушается.

На самом деле есть еще одна краеугольная дилемма: когда нет денег для сохранения исторической архитектуры или когда деньги дают сразу. Два примера приведу. В 1980-х годах, когда я был уже архитектором в Ельце, храм Архангела Михаила, который стоит возле здания администрации, стоял разрушенным. Люди заходили в кабинет к главе города, тогда еще председателю горисполкома, и видели в окно за его спиной величественные руины. Постепенно до главы стало доходить, что нельзя сидеть и видеть это безобразие. Но город тогда так и не нашел средств, и приход по крохам стал их собирать, чтобы, хоть и медленно, восстановить хотя бы крышу. Но вот пришли новые времена и новые мэры. И нашлись меценатские средства и возможности, чтобы храм восстановить. Но беда в том, что в храме, с алтарной части восточной стороны, была единственная наружная фресковая роспись – огромное панно где-то 4x6 метров. Такой монументальной фрески больше в Ельце не было. И они ее закрасили. А она была бесценна даже в том состоянии, в каком находилась. И ценна вдвойне - как художественный памятник и как исторический: на ней были следы пуль и снарядов, оставленных в дни уличных боев в Ельце во время Великой Отечественной войны. Теперь этой фрески нет, ее закрасили. За счет тех средств, которые были выделены на реставрацию.

Второй пример, который стал окончательной каплей в чаше моего терпения, после чего я уволился с должности главного архитектора – это снос дома Тихона Хренникова. Бревенчатый, единственный в Ельце дом, датированный 1770 годом. Деревянная добротная постройка эта была знаменательна для города, потому что в 1769 году Елец горел, в огне погибло три четверти всех строений. А этот дом, с дубовым срубом, в котором с восемнадцатого века жили предки Хренникова, сохранился. Только за два с половиной столетия нижние венцы подгнили, их нужно было заменить – и все. Нет, дом разобрали и выкинули, а на месте этого подлинного здания, с печкой, которую вспоминал Тихон Хренников, показывая мне шрам на голове, полученный после того, как он ребенком с печи упал, – это же такая деталь, это живое, подлинное! –  на месте дома поставили  новое здание. Из кирпича. Теперь там музей композитора. Я нашел архивную запись тех лет, гласящую: «А домы, как окажуца во дворех, те оставить, пока сами собой не повалюца». Вот такое понимание было архитектурных ценностей. Я же помню, как ругался с тогдашним мэром Соковых по поводу этого дубового дома-старожила, а он мне ответил: «Я тебе обещаю, это в последний раз!» И потом еще снёс не одно историческое здание.

Такого допускать нельзя. Знаете, когда приезжают туристы в Тарханы, в Лермонтовскую усадьбу, смотрят усадебные постройки не потому, что они в программе стоят, а потому что им дорог Лермонтов, и дорого все то окружение: ландшафт, постройки, что помнят его. И спрашивают, а что здесь подлинного? Им говорят, что вот это новодел, копия, а из подлинного вон там амбар стоит. И к амбару идут, притрагиваются руками, чтобы и прочувствовать лермонтовское время и кусочек жизни поэта.  Именно – прикоснуться!

– У меня еще собственное наблюдение, которое заставило плакать человека, неравнодушного к исторической судьбе города. Это некоторые элементы излишней инновативности в центре, слабо связанные и с художественным вкусом, и с пониманием городского пространства, его рекреации, и вообще исторической судьбой Ельца. Мы уже писали об этом, повторяться не буду. Некоторые изменения я пока не видела, но есть положительные отзывы по поводу реконструкции сквера имени Пушкина, например. Справедливости ради скажу, что-то исправили в благоустройстве в целом, а какие-то ошибки (это и неграмотное и безжалостное отношение к зеленым пространствам улиц, и много вопросов к ремонту фасадов домов исторического центра, Ликёрка, вокзалы, Табачка…) –  ищут надежду на разрешение. Решение этих проблем – в  совместном тектоническом сдвиге сознания: власти, профессионалов и городского сообщества. Именно совместными усилиями проблемы будут названы, обсуждены, осознаны и станут решаться. Когда сам Елец скажет «да» органичным преобразованиям. Если я не права, поправьте меня. А вопрос задам такой: что должен чувствовать архитектор в тот момент, когда возводит объект, способный точно изменить облик города хотя бы лет на 20 - 30?

– Архитектор строит в городской среде и потому не остается незаметным, но если он желает доминировать над городом, то это ничем хорошим не заканчивается. Гали Владимировна Алферова, замечательный знаток древних русских городов, исследователь их планировки, реставратор Московского Кремля, псковских объектов, от которой нам достались материалы по Ельцу, считала, что архитектор может разрушить, созидая. То есть даже если строишь на пустом месте, нужно понимать, какую задачу ставишь: хочешь ли ты вписаться в контекст исторической среды или только показать себя? Но я бы сейчас не стал на сторону огульно ругающих изменения, хотя и восхвалять все тоже не берусь. Что касается модных конструкций, о которых вы упоминаете, то здесь могу успокоить: они недолговечны. Такие архитектурные ошибки исправит ближайшее время само. Если сравнить тот Елец, который я увидел, когда только приехал в город, и который остался в виде 600 фотоснимков, то могу сказать, что сейчас лик его преобразился и в положительную сторону. Власть понимает проблемы, в какой-то мере проникается исторической судьбой культурной столицы региона. Но согласен и с тем, что прилагать усилия к воспитанию городского руководства, профессионалов и людей нужно в равной степени. И  газетная публикация – это тоже элемент просвещения.

У нас утрачено во многом чувство ансамблевости, которое характерно  в имперские периоды. Тут не грех вспомнить тяжелое послевоенное время, когда после войны было восстановлено 400 городов, с едиными ансамблями центров городов! И это при нехватке мужской силы в стране. Когда создаются ансамбли? Когда не просто гордятся, не просто любят город, но и знают его. А чтобы знать, нужно изучать. Тогда ошибок будет меньше.

Беседовала Светлана ЧЕБОТАРЕВА.